– Ребята, а вы по дому не скучаете? – перебил ее Ник.
– Нет, – без колебаний ответила Сверчок. – Ничуть. Там вправду было хреново. Отец… – она оборвала фразу, помедлила, будто хотела добавить что-то еще, но в конце концов только покачала головой. – Теперь мой дом – Дьявол-Дерево.
«Насколько же все было плохо там, если здесь, среди этих кретинов, ей спокойнее, чем в собственной семье?» – подумал Ник.
– А мне не хватает шоколадных хлопьев, – сказал Дэнни.
Ник со Сверчком дружно закатили глаза.
– Нет, я не шучу, – сказал Дэнни, продолжая попытки выпрямить очки. – А вы не готовы прямо сейчас убить кого угодно за миску шоколадных хлопьев? Или попкорна из микроволновки? А вот чего мне в самом деле не хватает, это – обычной, мать ее, туалетной бумаги. Никогда бы не подумал, что туалетная бумага – одно из величайших изобретений человечества. А знаете, что еще? Мне не хватает моего геймбоя. И моей глупой собачонки, мопса по кличке Пятачок. У нее что-то не так было с носом, и она все время хрюкала. Совсем как поросенок. Такая забавная… Маленькая, морда как у обезьянки, а храпела громче папки. Приходилось на ночь запирать ее внизу, в прачечной, иначе уснуть было невозможно. По школьным друзьям тоже немного скучаю. И по мамке с папкой, наверное, тоже. Но… – он невесело рассмеялся. – Больше всего мне не хватает этого треклятого геймбоя.
Ник со Сверчком молча смотрели на него. Наконец Ник спросил:
– Дэнни, так отчего же ты удрал из дому?
– Что? А, потому что школу поджег. А потом увидел, сколько пожарных и полиции понаехало, и решил, что лучше слинять из города.
– Что ты сделал?! – в один голос спросили Ник и Сверчок.
– Ну, – осторожно ответил Дэнни, – я разозлился на эту старую кислятину, миссис Керри. Это она отобрала у меня геймбой.
– И из-за этого ты сжег школу? – спросил Ник.
– Да. То есть нет… В общем, вроде того. Хотел сжечь. Но удалось сжечь только кусты и кусочек крыши, а потом…
– Здорово, Дэнни, – перебила его Сверчок. – А ты, Ник? Отчего ты сбежал?
– Надо было.
– Зачем?
– Долгая история. В бабушкин дом въехали кое-какие типы. Кончилось это плохо.
– Что, прямо настолько плохо? – спросила Сверчок.
Ник закатал рукав и показал обоим ожог на предплечье.
– Да-а, – протянула Сверчок. – И правда…
– И за это надо сказать спасибо моей мамаше.
– Это она сделала?!
– Нет, но все из-за нее. Это она додумалась сдавать комнаты в бабушкином доме. И переехать в Бруклин – тоже была ее идея. Раньше мы жили в Форт-Брэгге, в Южной Каролине, а потом папа погиб, и мать решила, что нам нужно переехать к бабушке. Сказала, что с деньгами туго. И по той же причине уговорила бабушку сдать комнаты первого этажа. Вот так в нашем доме и появился Марко с дружками. Это он мне руку жег.
Ник покачал головой.
– А я ведь сразу понял, что эти типы – полное дерьмо. Как только их увидел. Понимаете? Но мамаша так обрадовалась съемщикам, что готова была перед ними в лепешку разбиться. И что? Оказалось, эти козлы – уличные наркоторговцы, и, благодаря мамаше, чувствуют себя у нас как дома. Вот скажите, вы можете в такое поверить?
Вскоре в доме стало не протолкнуться от каких-то пацанов с дурью. Одни уходят, другие приходят… Начали торговать круглые сутки прямо с заднего крыльца. Как будто это их собственный дом!
– И она не вызвала полицию? – спросила Сверчок.
– Нет, в том-то и дело. Не вызвала. Мы из-за этого поссорились. Оказалось, Марко пригрозил: если мать вызовет копов, он все подстроит так, будто и она замешана. А тогда власти заберут меня у нее или конфискуют бабушкин дом. И еще наговорил кучу всякого дерьма. Навешал ей лапши на уши и запугал до смерти. И еще как-то пронюхал о нашем споре, потому что вскоре после того разговора они с дружками оставили мне на память вот это.
Ник постучал пальцем по предплечью со следами ожогов.
– И ты сбежал?
– А то! Очистил их нычку и слинял.
Сверчок в ужасе уставилась на него.
– Сбежал и оставил маму с бабушкой одних в доме… с этими?!
– Нет… То есть да, сбежал, но не говори так, будто я их бросил!
– Ник, это ужасно. Подумай, как твоей маме страшно там, одной, без тебя!
– Это она привела их в дом! – зло огрызнулся Ник. – Это она не стала звонить в полицию. Что мне было делать? Остаться и терпеть от Марко любое дерьмо? Этот козел собирался убить меня.
– Ник, подумай вот о чем. Ей, вероятно, пригрозили, что, если она сделает что-нибудь или расскажет кому-нибудь, пострадаете вы с бабушкой. Ты же не знаешь, что ей наговорили! – Сверчок покачала головой. – Бедная женщина оказалась в таком ужасном положении – и что ей было делать? Поверить не могу, что ты так просто смылся и оставил ее там.
– Ты не понимаешь. Тебя-то там не было. Все не так, как ты думаешь. Все… – Ник оборвал фразу, не договорив. – Все! Забыли! Забыли про всю эту хрень!
Поднявшись на ноги, Ник с громким топотом пересек зал и скрылся в уборной. Здесь он закрыл за собой дверь, заперся на задвижку и привалился к двери спиной, не обращая внимания на шорох и щелканье в яме. Из разбитого зеркала на него таращилась дюжина злобных лиц.
«Ну ее, – подумал он. – Она просто не знает, о чем говорит. Я не бросал мать. Я никогда бы такого не сделал!»
Он гнал прочь мысли о матери, оставшейся дома с Марко, но не мог думать ни о чем другом. Перед глазами появилось ее лицо, лица Марко и его дружков, вспомнились его выпученные, налитые кровью глаза, его звериный оскал, вспомнилось, как все они гоготали, когда жгли ему руку. Если они способны жечь человека раскаленным железом, то что могут сделать с мамой и бабушкой? Его рядом нет, и они могут сотворить все, что угодно. «Господи, – подумал Ник, – как ей, наверное, страшно!» И, сверх всего прочего, бабушка в последние дни почти не вставала с постели. Маме некуда было пойти. Ни родных, ни друзей, которые могли бы помочь… «Что я наделал?» Лицо Ника скривилось, из горла вырвался жалкий всхлип. Уткнувшись лицом в ладони, он зарыдал.