– О, господи! – взвизгнул Лерой.
Клетка скрылась в воде.
«Спокойно», – подумал Ник, понимая, что из клетки не выбраться, но, если не двигаться и сохранять спокойствие, шанс выжить есть. Но в голову тут же пришла невеселая мысль: «Выжить… а зачем?» Не лучше ли утонуть и разом избавиться от других приготовленных им пыток? Что там говорил этот Преподобный: ломаем кости, клеймим раскаленным железом, сжигаем на костре?
Тело Красной Кости конвульсивно напряглось и безжизненно обмякло. Может, он, наконец, мертв? Ник от души надеялся, что это так – пусть весь этот кошмар кончится хотя бы для него.
Давление в легких нарастало. Сверху сквозь темную зеленоватую воду сочился неяркий, мутный свет. Воздух был так близок – но добраться до него было невозможно. Боль в груди усиливалась и вскоре сделалась нестерпимой, а ведь Ник слышал, что утонуть – это почти безболезненно. Если это правда, отчего же ему так больно? Отчего кажется, будто грудь вот-вот разорвется? Пульс грохотал в ушах. В глазах расцвели, ослепительно вспыхнули белые пятна, голова наполнилась ярким призрачным светом, остатки воздуха вырвались из легких, устремились наверх густым шлейфом пузырей. Ник попытался вдохнуть, но в рот хлынула вода, горло судорожно сжалось, он задохнулся, закашлялся, глотая вязкую солоноватую жижу. Пальцы стиснули бамбуковую решетку так, что скреплявшие ее веревки глубоко врезались в кожу. Вдруг голова с плеском поднялась над водой. Жадный вдох – и содержимое желудка хлынуло наружу из носа и изо рта. Ник скорчился от приступа мучительной, болезненной рвоты, силясь вдохнуть, но только задыхаясь и кашляя. Откуда-то издали донесся стон – захлебывающийся, жалобный, будто первый крик новорожденного, и Ник не сразу понял, что это кричит он сам. Наконец рвотные позывы унялись, и он задышал, жадно, полной грудью вдыхая невероятно сладкий, свежий воздух.
Протерев глаза, залитые грязной, маслянистой водой, и проморгавшись, Ник увидел Красную Кость. Тот лежал на дне клетки-корзины. Глаза его были открыты, на бледном лице застыла необычайная безмятежность. Дикий, сумасбродный мальчишка был мертв. Ник отвернулся и сплюнул, чтобы избавиться от горького вкуса желчи во рту. Сзади донесся кашель. Оглянувшись, Ник увидел Лероя. Тот поднимался на ноги, цепляясь за прутья клетки. Грудь его судорожно вздымалась и опадала в безуспешных попытках вдохнуть, и Ник обнаружил, что, несмотря на все пережитые мучения, еще способен жалеть, что Лерой не утонул.
– Господи, избавь их от демонов! – провозгласил Преподобный. – Говорите же, дети! Взывайте к имени Господа! Настал час отвергнуть вселившихся в вас демонов!
И так далее, и так далее… «Демоны, ангелы, господь бог, святые угодники – кому здесь какая, на хрен, разница?» – подумал Ник, пропуская его разглагольствования мимо ушей. Теперь он понимал, что, должно быть, с самого начала понял Красная Кость: всем им крышка, единственные демоны здесь – вот эти люди в длинных черных плащах, и, что ни скажи, что ни сделай, эти чокнутые садисты все равно запытают их до смерти.
В плечо вцепилась чья-то рука. Ник вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Сзади, глядя на него широко раскрытыми, полными ужаса глазами, стоял Лерой.
– Н… Н… Н-ник, – заикаясь, забормотал он. – Ч… Чувак, мне надо… кое-что тебе сказать.
Ник стряхнул его руку с плеча и отвернулся.
– Эй, Ник… ну, пожалуйста, ну, чё ты, как этот, – умоляюще захныкал Лерой. – Прости. Прости. Я полный урод. Но мне нужно сказать… послушай меня, пожалуйста. Про моего папку. Что с ним случилось. Мне очень нужно рассказать, хоть кому-нибудь. Ник, пожалуйста, прошу тебя, ты должен выслушать!
«Хрен там», – подумал Ник. У него не было ни малейшего желания тратить последние минуты жизни, выслушивая Лероя, что бы он там ни собирался сказать. Не оборачиваясь, он покачал головой.
– Ник, – Лерой всхлипнул, – ну, не надо так. Окей, окей. Я все наврал. И в тот раз, и вчера. Вот. Теперь ты меня выслушаешь? Ну, пожалуйста!
Ник промолчал.
– Знаю: я всегда сам же все и портил. Совсем как дома. Как с папкой. Но… – Лерой ненадолго умолк. – Но вот это дело с Секеу… там все было по-другому. Жуть сплошная. Понимаешь? – Лерой понизил голос едва ли не до шепота. – Этот… эта тварь… он забрался прямо ко мне в голову. Так страшно было… думал, обделаюсь.
Лерой мог бы не продолжать. Ник прекрасно понял, о чем речь.
– И глаза у него… Как огнем жгли. Он меня и заставил. Заставил. Ты же понимаешь, Ник? Ты же был там, в лесу. Я знаю, ты его тоже видел. И глаза его видел… – лицо Лероя снова исказилось от ужаса. – И тоже чувствовал – его взгляд как насквозь прожигает…
Да, сомнений у Ника не оставалось: рогатое чудовище каким-то образом проникло в мысли Лероя – точно так же, как в его собственные.
– Слышь, – сказал Лерой, – мне нужно кое-что тебе рассказать. Нужно. Пожалуйста. Пожалуйста, просто послушай, – из глаз Лероя хлынули слезы. – Я же такое сделал… такое… Это насчет моего папки.
«Господи, – подумал Ник, – это еще не все?»
– Помнишь, как все рассказывали, почему смылись из дому? – продолжал Лерой. – Потому что родители или приемные семьи с ними обращались, как с дерьмом. Они и сбежали, потому что никто их не любил. Потому что никому до них дела не было. Я тогда просто всех поддержал – сказал, что и у меня то же самое. А со мной было не так. Меня родители любили – больше всего на свете. Изо всех сил старались от неприятностей уберечь. А я постоянно все портил – врал им, воровал из дому всякое, спорил, скандалил. И всякий раз, что бы ни случилось, мои предки старались что-то сделать, все исправить, дать мне еще шанс… – Лерой уже рыдал во весь голос. – А однажды я просто с ума сошел и… и знаешь, что сделал? – Лерой замялся, словно никак не мог выговорить то, что хотел сказать. – Я… Я его убил. Собственного папку. Собственного папку убил.