Похититель детей - Страница 159

159

– Гибель этих детей тяготит твое сердце, – продолжала Владычица тем же низким, глубоким, убаюкивающим голосом. – Это вполне понятно. Но придет новый день, и все это останется позади. Ты будешь рядом со мной. Все Дивные будут танцевать у твоих ног, и тогда ты забудешь человеческих детей, и боль утихнет.

Питер встряхнулся, отгоняя видения.

– Забуду их? Нет, – твердо, решительно сказал он. – Я не забуду их. Я не забуду их никогда.

Он сделал шаг назад.

– Питер, ты пойдешь с нами. Ты должен. Новый мир – очень хрупкая вещь. Твое место – среди защитников Авалона, с Калибурном в руках. Ты не можешь отречься от собственной крови. Это твой долг! Поднимайся на борт. Я приказываю!

Питер выдержал ее взгляд и покачал головой.

– Нет. Я обещал, – он бросил завернутый в плащ меч в ладью, к ногам Владычицы. – Прощай, Модрон.

Владычица сверкнула глазами, оскалилась, зарычала…

– Модрон! – рассмеялась ведьма. – В нем пробудилась отцовская кровь. Похоже, его сердце больше не подвластно твоим чарам.

Владычица с яростью взглянула на сестру – и обвисла в руках Таннгноста, будто разом утратив все силы.

– Питер, птичка моя, – устало, тихо сказала она. – Мой маленький Мабон… Не покидай меня. Как же я без тебя?

Питер снял с шеи цепочку со звездой, взял Владычицу за руку и вложил амулет ей в ладонь.

– Я не Мабон, – мягко сказал он.

Владычица с невероятной тоской взглянула на безжизненную звезду. Вдруг ее лицо помрачнело, и на мгновение Питер увидел перед собой не хрупкую женщину, но Владычицу, которую встретил многие годы назад – богиню, гордую дочь Аваллаха, королеву Авалона. Расправив плечи, она протянула ему звезду Мабона. Звезда вновь сияла золотым огоньком.

– Окажи мне услугу – сбереги ее. А когда наиграешься, принеси домой, мне.

Питер принял звезду, но не надел ее на шею, а сунул в карман, и посмотрел на Таннгноста.

– Прощай, старый друг.

Таннгност глубоко, тяжко вздохнул, печально покачал головой и крепко сжал руку Питера.

– Да пребудет с тобой Аваллах.

Последние клубы Тумана уплывали в море. Из парка донеслись крики.

– Нам пора, – сказал Таннгност, отпустив руку Питера.

– Питер, – сказала Владычица, – возвращайся ко мне, домой. Возвращайся скорее.

– Да, – ухмыльнулась ведьма, обнажая длинные зеленые зубы. – Да смотри, береги глаза. Один из них – мой.

Владычица опустила руку в воду. Явившаяся на ее зов волна мягко подхватила ладью, снимая ее с камней, и понесла прочь от берега.

Питер провожал ладью взглядом, пока та не скрылась из виду. Наконец, услышав кваканье рации и тяжелые шаги невдалеке, он скользнул в сторону и растворился во мраке.

Питер шел дальше и дальше, и вой полицейских сирен возле парка мало-помалу затихал позади. На этот раз Питер не крался переулками – он шел по главным улицам, не обращая внимания на неприязненные и опасливые взгляды, не заботясь о том, кто может его заметить, почти не глядя, куда идет. От тяжести в груди перехватывало дух. «Столько всего потеряно, – думал он, снова и снова видя перед собой разочарованное лицо Владычицы и взгляд умирающего Ника. – Что же я наделал? Нет. Хватит. Хватит об этом». Питер стиснул зубы и устремился в ночь, сосредоточившись только на собственных шагах, как будто это и вправду могло помочь оставить всю боль позади.

Вскоре он покинул Манхэттен, едва заметив, как перешел Бруклинский мост. Небоскребы сменились складами, склады – жилыми домами, жилые дома – небольшими коттеджами. Войдя в Проспект-парк, Питер остановился лицом к лицу с той самой зеленой черепахой на детской площадке.

– Ник, – прошептал он. – Прости. Прости меня.

Черепаха молча таращилась на него, скаля зубы в нелепой ухмылке.

В глазах защипало. Питер стиснул зубы и утер слезы.

– Прости…

Но слезы не унимались. Питер без сил опустился в траву, привалившись спиной к черепахе, и плечи его затряслись от рыданий. Не стесняясь слез, он плакал, плакал по ним – по Секеу, по Абрахаму, по Голлу, по матери, по Нику, по всем погибшим ради него Дьяволам. Их было много, очень много, но Питер сидел, зажмурившись и крепко обняв колени, пока не вспомнил имена всех – всех до единого.

Поднялся ветер. Питер открыл глаза и глубоко вдохнул. В теплом воздухе пахло весной. По коже побежали мурашки. Ночь словно ожила: казалось, деревья, птицы, букашки пристально смотрят на него. Вдруг в воздухе мелькнула искорка, а за ней еще одна и еще. Взлетев над росистой травой, все они устремились к Питеру и закружились над его головой.

– Феи? – изумленно прошептал он.

Синий огонек пронесся над самым ухом и повис в воздухе прямо перед его носом. Это была одна из пикси – девочка с всклокоченной гривой белых волос. Зашипев на Питера, она присоединилась к остальным, резвившимся среди деревьев.

В шорохе листвы послышался шепот – голос, зовущий Питера потанцевать с ночью. Узнав этот голос, голос отца, Питер тут же вспомнил, как Рогатый танцевал с ним и его Дьяволами вокруг огромного костра и даровал им место на Авалоне. «Ты выбрал меня, отец. Это я сражался плечом к плечу с тобой в битве у Русалочьей бухты. Ты оказал эту честь мне – не Ульфгеру, а мне».

Теперь все было ясно. На губах Питера заиграла улыбка. Отец и вправду оставил ему дар, великий дар – но вовсе не смертоносный меч. Отец, вопреки всем остальным, выбрал его, не кого-нибудь, а его, потому что дух Рогатого властвует над всеми вольными созданиями – хоть язычниками, хоть ши, хоть в этом мире, хоть в мире волшебства. И теперь отец передал этот дух ему, Питеру!

159